Неточные совпадения
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и
пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь
листья его я мог видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Он просыпается по будильнику. Умывшись посредством машинки и надев вымытое
паром белье, он садится к столу, кладет ноги в назначенный для того ящик, обитый мехом, и готовит себе, с помощью
пара же, в три секунды бифштекс или котлету и запивает чаем, потом принимается за газету. Это тоже удобство — одолеть
лист «Times» или «Herald»: иначе он будет глух и нем целый день.
Отвратительный клеевой запах и
пар разнеслись по всей комнате; но молодые люди ничего этого не почувствовали и начали склеивать
листы бумаги для задних занавесов и декораций.
Зато в парке было весело; березы покрылись молодыми бледно-зелеными
листьями и семенными сережками; почки липы надувались и трескались; около клумб возился садовник с рабочими; взрыхляли землю, сажали цветы. Некоторые птицы уж вывели птенчиков; гнезда самых мелких пернатых, по большей части, были свиты в дуплах дерев, и иногда так низко, что Ольга могла заглядывать в них. По вечерам весь воздух был напоен душистым
паром распустившейся березовой листвы.
В дверь снова вдвинули круглый стол, накрытый для ужина: посреди него, мордами друг ко другу, усмехалась
пара поросят — один жареный, золотистый, с пучком петрушки в ноздрях, другой — заливной, облитый сметаною, с бумажным розовым цветком между ушей. Вокруг них, точно разномерные булыжники, лежали жареные птицы, и всё это окружала рама солений и соусов. Едко пахло хреном, уксусом,
листом чёрной смородины и лавра.
Эта
пара горячо рассуждала о ком-то, кто «заеден средою», и при повороте оба вдруг в такт пощелкивали себя сложенными
листами своих просьб, гусар сзади по ляжке, а барышня спереди по кораблику своего корсета, служившего ей в этом случае кирасою.
Шабельский. Только как-то особенно приготовлены. Знаешь, с луком, с лавровым
листом, со всякими специями. Как открыли кастрюлю, а из нее
пар, запах… просто восторг!
Осень в этом году была поздняя.
Листья совсем обвалились, а земля все еще дышала теплой сыростью. Последние, самые упорные дачники давно разъехались, оставив за собой все еще довольно теплые дни. Парк опустел, поредел и посветлел. Вся его листва лежала теперь красноватым ковром на земле, а между стволами носился сизоватый
пар, пресыщенный пряным запахом прелых
листьев и земли. С ветвей капли росы падали на землю, как слезы.
Я последовала за ней на самую дальнюю дорожку, где нам попадались редкие
пары гуляющих. Под нашими ногами шелестели упавшие
листья… Там и сям каркали голодные вороны.
— Да, да, да… с луком, знаете ли, с лавровым
листом и всякими специями. Откроешь кастрюлю, а из нее
пар, грибной дух… даже слеза прошибает иной раз! Ну-с, как только из кухни приволокли кулебяку, сейчас же, немедля, нужно вторую выпить.
Стояла поздняя осень, когда балконные двери уже законопачены и обмазаны замазкою и когда в сад можно пройти только через кухню и двор. В саду холод, безлистный простор, груды шуршащих
листьев под ногами, не замеченная раньше
пара красных китайских яблочек на высокой ветке, забытая репа в разрытой огородной грядке. Есть это было особенно вкусно.
— Управься мне с доносчиками, как хочешь, лишь бы концы в воду, — сказал герцог и вынул из бюро несколько
листов, которые и отдал Липману вместе с подлинным доносом Горденки. — Вот тебе бланки на их судьбу! Выбрав нужное для себя, сожги бумагу. — Потом прибавил он благосклонно: — Ты сделал мне ныне подарок, и я у тебя в долгу. Твой племянник пожалован в кабинет-секретари: объяви ему это и прибавь, что на первое обзаведение в этом звании дарю ему
пару коней с моей конюшни и приличный экипаж.
Несли на блюдах по нескольку
пар кур, гусей, индеек, свинину, перепечи, ведерку фряжского вина и — всего не исчислишь на
листе, что принесли, как будто для продовольствия целой десятни.